Они до того обленились, что вскоре и разговаривать перестали. А зачем разговаривать, если можно лишнее съесть? Потом и двигаться перестали. А зачем двигаться, если еды полно, даже лапу лень протянуть? Лень не лень, а протягивали: есть-то надо. Лень, а надо. Протянул однажды Суслик лапу и взял горстку горошин у Хомы под боком.

- Ты чего у меня берешь? - рассердился Хома. И зачерпнул ладошкой прямо под носом Суслика.
- Ты вон как?! - вскочил Суслик.
- Давай все делить! Вначале по горошине делили и около себя сыпали. Надоело. Потом - по пригоршне.
- У тебя лапа больше, - спохватился Хома. - Вон какая загребущая! Давай, ты одной лапой, а я двумя?
- Ишь ты! - не согласился Суслик. - Умный, да? Промерили они кучу шагами. И прокопали посредине в горохе границу-канавку, от стены до стены.

По ночам теперь Хома и Суслик не спали. Тайком в темноте на чужую половину бегали. Горох к себе таскали. Уж и есть-то некогда было. Голодали. Старались побольше унести. А днем тоже не спали. Друг на друга смотрели: как бы кто у кого горошинку не взял. Стерегли. Глаза слипаются, слипаются... Ущипнут сами себя за бок, чтобы не заснуть, и снова следят. А как-то раз ночью возвращались каждый к себе с добычей - лбами столкнулись. Сцепились. Шерсть клочьями полетела. Покатились. Треск, звон, грохот!.. Когда они очнулись в сугробе и взглянули высоко вверх, где разбитое оконце виднелось, Хома проворчал:
- Я больше туда не вернусь.
- И я не вернусь, - простонал Суслик. И они дружно зашагали домой. Ушел каждый молча в свою нору. Есть захотелось... Пошарил, пошарил Хома на полке. Вдруг случайно горошину нашел. Одну-единственную. Посмотрел на нее... В лапе зажал. И к Суслику. Разломил горошину пополам - другу дал.